Philatelia.Ru: Пираты. Разбойники. Авантюристы / Сюжеты / Запорожские казаки


	Авторский проект Дмитрия Карасюка

Главная

Пираты. Разбойники. Авантюристы

Сюжеты

Страны

Художники

Библиография

Концепция

Об авторе

Philatelia.Ru / Пираты. Разбойники. Авантюристы / Сюжеты /

Справочник «Сюжеты»

Запорожские казаки

Сечь Запорожская — область за днепровскими порогами, места обитания всякого рода вольницы, куда бежали от панов их холопы. Под 1304 впервые появляется известие о вольных казаках в Запорожье и их атамане Критики; в этих разбойничьих ватажках в ту пору явно преобладал тюркский, а не славянский элемент. Лишь к середине XV века славяне возобладали в степной вольнице, превратившейся в достаточно заметную военную силу, необузданную и никому не подчинявшуюся. В то время вольные люди за порогами номинально зависели от литовских князей, занявших опустевшие после татарского погрома земли бывших Киевского, Черниговского, Переяславского и других древне-русских княжеств. Первой Запорожской сечью, то есть местом более или менее постоянной дислокации казацкой вольницы, стал остров Хортица на Днепре и область в устье реки Бузулук. В конце XV века находившееся в порубежных областях Польши и Великого княжества Литовского малоруссское казачество постоянно обращало свои взоры в сторону Запорожья по двум основным причинам: во-первых, казаки ходили, по выражению современных грамот, «на Низ» ради охоты и рыболовства, дававших им обильные средства для пропитания в ненаселённых местах; во-вторых, они ходили туда против татар и турок, то понуждаемые к этому старостами, то по собств. инициативе — «для добывания зипунов», то есть грабежей. Благородным прикрытием этих набегов служило попутное освобождение из турецкого и татарского рабства христианских невольников. «Ни светская, ни церковная власть, ни общественный почин не причастны к образованию таких колоний, как Запорожье. Всякая попытка приписать им миссию защитников православия против ислама и католичества разбивается об исторические источники. Наличие в Сечи большого количества поляков, татар, туpoк, армян, черкесов, мадьяр и прочих выходцев из неправославных стран не свидетельствует о запорожцах как ревнителях православия». По мере роста казачества всё чаще осуществлялись самостоятельные походы казаков на татарские и турецкие владения, то сухим путём, то по Днепру на чайках (лодках). Когда в XVI веке большая часть Малороссия оказалась под властью Речи Посполитой, запорожцы стали составлять регулярное войско в составе коронного войска. Первым их общим атаманом стал Е. Дашкович, оказавший Польше большие услуги (прежде всего в войнах против Русского государства), за что король Сигизмунд I Старый отдал запорожцам города Черкассы, Канев, Переволочну и крепость Чигирин. В 1570-х казаки уже имели постоянную стражу на днепровских островах за порогами, но главная масса казаков появлялась в низовьях Днепра только летом, а зимой расходилась в украинные города, главным образом в Киев и Черкассы. Если Сечь и существовала в это время, то лишь в качестве передового сторожевого поста малорусского казачества, а не самостоятельной общины. Решительным толчком к её образованию стали меры польского правительства как по отношению к южно-русским землям вообще, в особенности же к казацкой вольнице. Люблинская уния 1569, соединившая Польшу и Литву в одно государство — Речь Посполитую, активизировала распространение польских общественных порядков, шляхетского землевладения и закрепощения крестьян на малорусских территориях. Население, стремясь избавиться от грозившей ему неволи, стало массами бежать в низовья Днепра, находя здесь средства к существованию в промыслах и в войнах с татарами, которые стали неизбежными, так как польское правительство не имело достаточных сил для охраны Малороссии от татарских набегов. Усиление казачества вызвало у поляков желание подчинить себе эту силу, причинявшую им немало хлопот несанкционированными набегами на соседей, с которыми Польша имела мирные соглашения. По словам Н. И. Ульянова, «до учреждения оседлого реестрового казачества в середине ХVI века, термином «казак» определялся особый образ жизни. «Ходить в казаки» означало удаляться в степь за линию пограничной охраны и жить там на подобие татарских казаков, то есть в зависимости от обстоятельств ловить рыбу, пасти овец или грабить. Фигура запорожца не тождественна с типом коренного малороссиянина, они представляют два разных мира. Один — оседлый, земледельческий, с культурой, бытом, навыками и традициями, унаследованными от киевских времен. Другой — гулящий, нетрудовой, ведущий разбойную жизнь, выработавший совершенно иной темперамент и характер под влиянием образа жизни и смешения со степными выходцами. Казачество порождено не южно-русской культурой, а стихией враждебной, пребывавшей столетиями в состоянии войны с нею. Высказанная многими русскими историками, мысль эта поддержана ныне немецким исследователем Гюнтером Штеклем, полагающим, что первыми русскими казаками были руссифицировавшиеся крещеные татары. В них он видит отцов восточнославянского казачества. Что касается легенды, приписывающей запорожцам миссию защиты славянского востока Европы от татар и турок, то она ныне достаточно развенчана накопившимся документальным материалом и трудами исследователей. Казацкая служба на краю Дикого поля создана инициативой и усилиями Польского государства, а не самого казачества. Вопрос этот давно ясен для исторической науки». Так, король Стефан Баторий, желая укрепить южные границы государства от татар, около 1576 даровал казакам полное войсковое устройство, а их атаману — гетманские клейноды (регалии), отдал им город (Терехтемиров) и позволил селиться до самого Киева. Эта реформа выделяла из малорусского населения 6 тыс. семей в свободное казачье сословие и, позволяя им выбирать своих полковников и старшого, ставила их в непосредственную зависимость от коронного гетмана. Если бы эта реформа была доведена до конца, то реестровое казачество составило бы обычную милицию, незначительную по числу, а остальное население было бы обращено в крепостное состояние. Однако этого не случилось: наряду с реестровиками немедленно появились так называемые самовольные казаки, которые, не находя себе более безопасного пристанища в Малороссии, избрали местом своего нахождения труднодоступные острова, находившиеся за днепровскими порогами. В 1590-х запорожская община выглядела уже вполне сложившимся организмом, слишком хорошо известным соседям. В 1594 1800 запорожцев во главе с Б. Минкошинским на 50 чайках предприняли поход на турецкие владения; в том же году к ним прибыл посланник императора Рудольфа II Э. Лассота с предложением совместных действий против турок.

Малорусское слово «січь», видимо, имеет тот же смысл, что и русское «засека», то есть оборонительное укрепление, построенное с помощью лесных завалов, в которых деревья срубались не полностью, а подсекались примерно на высоте 1,5-2 м и валились верхушками в сторону потенциального противника. В описываемый период у запорожцев таких Сечей насчитывалось несколько: Хортицкая, Базавлуцкая, Томаковская, Никитинская и Чертомлыцкая. Вся казацкая община, как, впрочем, и их старшина, назывались кошем (от тюрк. kos - стан). Доступ в ряды сечевого товарищества был совершенно свободный: от вновь вступавшего требовалось лишь признание православ. веры, обязательство защищать её и подчинение общим для всего войска правилам. В Сечь принимались люди всех национальностей, но большинство её составляли малорусы. Вся жизнь сечевого товарищества была построена на формальном равенстве его членов и самоуправлении.

Войско делилось на курени, возникшие первоначально, вероятно, из групп земляков; каждый курень выбирал себе куренного атамана, ведавшего его хозяйством и всеми его внутр. делами, а начальником над всем войском был избираемый им на общем собрании (рада, или коло) кошевой атаман с его помощниками — войсковыми судьёй, писарем и есаулом. Все эти должностные лица избирались на один год, но могли заменяться и раньше этого срока, если войско было ими недовольно. Кошевой пользовался почти неограниченной властью в походе, но в мирное время он ничего не мог предпринять без совета с радой и без её согласия. В тех случаях, когда поход предпринимался лишь частью общины, и кошевой оставался дома, для командования отрядом избирался особый полковник, власть которого распространялась лишь на время похода.

Каждый казак имел право участия в раде, любой мог быть избран на любую должность. Жизнь запорожцев отличалась чрезвычайной простотой. Самой выдающейся её чертой было безбрачие. Запорожцы смотрели на семью, как на прямую помеху их деятельности; за введение женщины в Сечь и блуд грозила смертная казнь. Войско состояло из холостых, вдовых или бросивших своих жён казаков. Та же причина, которая заставила запорожцев признать безбрачие одним из основных принципов своей жизни, определила и характер их мирных занятий. Земледелие им было не нужно, да и не возможно, во-первых, из-за соседства кочевников, а во-вторых, по самой своей природе, как уже отмечалось выше, имевшей противоположный устремлениям оседлого селянина характер. Поэтому главными занятиями сечевиков, помимо войны, стали охота и рыбная ловля, для которых степи и Днепр представляли чрезвычайно благоприятные условия. Жили запорожцы первое время все вместе в Сечи, каждый курень — в отдельном помещении, носившем то же название и представлявшем собой сплетённый из ивняка шалаш, покрытый сверху конскими шкурами; в каждом курене велось своё хозяйство и на общие средства содержался стол для всех его членов. Обычной пищей были соломаха (ржаное квашеное тесто), тетеря (похлёбка из ржаной муки) и щерба (рыбная похлёбка). Порядок внутри запорожской общины поддерживался строгой дисциплиной: жившие грабительскими набегами, запорожцы строго наказывали воровство в собственной среде, казня за него смертью; так же карался и всякий разбой и насилие в мирных христианских селениях; ссора между товарищами запрещалась.

С течением времени первоначальные примитивные формы общежития значительно усложнились, но их осн. принципы оставались в Запорожье неизменными в течение двух столетий. «Школа Запорожья была не рыцарская и не трудовая крестьянская. Правда, много крепостных мужиков бежало туда и много было поборников идеи освобождения селянства от крепостного права. Но принесенные извне, эти идеи замирали в Запорожье и подменялись другими. Не они определяли образ Сечи и общий тонус ее жизни. Здесь существовали свои вековечные традиции, нравы и свой взгляд на миp. Попадавший сюда человек переваривался и перетапливался, как в котле, из малоросса становился казаком, менял этнографию, менял душу. В глазах современников, как отдельные казаки, так и целые их объединения, носили характер “добычников”. “Жен не держат, землю не пашут, питаются от скотоводства, звериной ловли и рыбнаго промысла, а в старину больше в добычах, от соседственных народов получаемых, упражнялись”. Казакование было особым методом добывания средств к жизни, и тот же Папроцкий, воспевавший казаков, как рыцарей, признается в одном месте, что в низовьях Днепра “сабля приносила больше барышей, чем хозяйство”. Именно поэтому в казачество шли не одни простолюдины, но и шляхта, подчас из очень знатных родов. Насколько возвышенными были их цели и устремления, видно из случая с знаменитым Самуилом Заборовским. Отправляясь в Запорожье, он мечтал о походе с казаками на московские пределы, но явившись в Сечь и ознакомившись с обстановкой, меняет намерение и предлагает поход в Молдавию. Когда же татары приходят с дружеским предложением итти совместно грабить Персию, он охотно соглашается и на это. Запорожские мораль и нравы хорошо были известны в Польше: коронный гетман Ян Замойский, обращаясь к провинившимся шляхтичам, выставлявшим в оправдание прежних проступков свои заслуги в запорожском войске, говорил: “Не на Низу ищут славной смерти, не там возвращаются утраченныя права. Каждому рассудительному человеку понятно, что туда идут не из любви к отчеству, а для добычи”».

С 1589 начинаются распри между Польшей и казаками. Поляки стали теснить казаков за нападения на татар и турок, которые имели к тому времени мирный договор с Польшей, ввели унию католической церкви с православной. Первые попытки протеста против панского гнёта, появившиеся в Малороссии выразились в мятежах малорусского казачества во главе с Косинским и Наливайко, которые поддержали запорожские казаки: в отряде Косинского были и запорожцы, а к Наливайко они примкнули в значительном количестве под командой Лободы. Но тогда они выступили лишь как подкрепление, главные же их силы, опустошая Крым и спускаясь на своих чайках по Днепру в Чёрное море, свирепствовали в турецких владениях. Так, в 1605 их отряд сжёг Варну на западном побережье и, разбив турецкий флот, взял в плен несколько галер; в 1607 казаки разорили Очаков и Перекоп; в 1612 Caгaйдачный во главе запорожцев взял Кафу и, освободив христианских невольников, разорил густонаселённые берега Крыма до Гёзлева; в следующем году он пересёк Чёрное море, взял Синоп и сжёг его, в 1616 ограбил Трапезунт и разбил высланный против него турецкий флот. Благодаря этим громким победам и богатой добыче Запорожье привлекало к себе всё новые силы, частью остававшиеся в нём на постоянное проживание, частью приходившие туда лишь для участия в одном или двух походах.

Нападения казаков на Крым и Турцию вызывали ответные набеги татар на Малороссию и содействовали постоянной угрозе развязывания османами войны с Польшей, опасаясь которой польский сейм начал принимать меры против запорожцев. Уже в 1607 он предписал препятствовать уходу крестьян и казаков в Запорожье; подобные предписания повторялись много раз и иногда подкреплялись силой оружия (коронный гетман С. Жолкевский в 1616, коронный гетман С. Конецпольский в 1625). По мере того как польское правительство пыталось затруднить запорожцам выход в море, казацкая вольница выпускала пар, поддерживая малорусское население в его выступлениях против польского владычества. Усиливавшееся в Малороссии крепостное право и настырное введение поляками yнии вызывали массовое бегство населения в низовья Днепра, где оно пополняло ряды запорож. войска и делало его заклятым врагом Речи Посполитой. Гетману Сагайдачному удалось восстановить в Малороссии православную иерархию, и православие (своеобразно трактуемое этими иерархами, кормившимися с руки запорожского и малорусского казацкого старшины) превратилось в мощное идеологическое оружие в противостоянии между поляками и малорусами, хотя «современники отзывались о религиозной жизни днепровского казачества с отвращением, усматривая в ней больше безбожия, чем веры. Адам Кисель, православный шляхтич, писал, что у запорожских казаков “нет никакой веры”, и то же повторял униатский митрополит Рутский. Православный митрополит и основатель киевской духовной академии — Петр Могила — относился к казакам с нескрываемой враждой и презрением, называя их в печати “ребелизантами”», то есть бунтовщиками.

Недосягаемая по своей отдалённости и недоступности для польских войск Сечь служила идейным центром и надёжной опорой для малорусского казачества в его борьбе против шляхетско-польских порядков. Со II четверти XVII века в Запорожье планируются и организуются восстания; отсюда выступают первые отряды восставших казаков и выходят их предводители; сюда спасаются оставшиеся в живых после поражений. Восстания Жмайло (1625), Т. Трясилы (1630), Сулимы (1635), Павлюка (1637), Остряницы и Гуни (1637) были начаты в Запорожье, и если все они закончились неудачей, то сама Сечь осталась несломленной, несмотря на все победы поляков. Напрасны были и попытки поляков отгородить Запорожье от Малороссии; построенная ими с этой целью (1636) в низовьях Днепра крепость Кодак была в том же году paзрушенa Сулимой, и хотя через три года она была восстановлена, но это лишь на короткое время помогло полякам.

Период борьбы Запорожья с Польшей за собств. существование и свободу малорусского народа закончился грандиозным народным восстанием во главе с Богданом Хмельницким, следствием чего явилась присяга на верность населения Левобережной Малороссии, малорусских и запорожских казаков московскому царю, хотя по отношению к Сечи власть русского государя долгое время носила скорее характер протектората. Гетману (которого утверждал царь) Запорожье не подчинялось, хотя он и носил теперь (как и при поляках) титул «гетмана войска запорожского», а находилось в непосредственной зависимости от Москвы, от которой запорожцы получали жалованье и с которой они сносились через особых посланцев. Продолжая свою деятельность по защите Малороссии от татарских набегов, запорожцы в это время сыграли видную роль и во внутр. истории страны. В период смут (так называемой гетманщины), последовавших после смерти Богдана Хмельницкого, они старались показать себя (в противоположность продажной городовой старшины) выразителями желаний массы простого народа, с ненавистью относившейся к полякам, тянувшей к Москве и стремившейся построить свой внутренний быт на началах полного равенства. Запорожское войско заявляло претензии не только на участие в выборах гетманов, но и на поставление их одной Сечью. В гетманство И. Выговского Сечь объявила себя его решительным врагом: запорожцы во главе с Барабашем примкнули к противнику гетмана полтавскому полковнику Пушкарю, и вместе с ним потерпели поражение от Выговского. Тем не менее, как только Ю. Хмельницкий выступил против Выговского, запорожцы со своим кошевым И. Сирко (который начинал тогда свою знаменитую карьеру выдающегося воина) стали на его сторону и помогли ему одержать верх. Когда Юрий перешёл на сторону поляков, Запорожье уже от себя выставило кандидатом в гетманы И. Брюховецкого и отдало ему гетманскую булаву на так называемой «чёрной раде» в Нежине (1668). Первые годы этого гетманства были вместе с тем и годами наибольшего влияния Запорожья на дела Малороссии: Брюховецкий окружил себя запорожцами и раздавал по преимуществу им полковничьи и другие должности. Вместе с тем запорожцы во главе с Сирко вели упорную борьбу с Польшей за Правобережную Малороссию. Когда Брюховецкий решил ввести московских воевод в малорусские города и подчинить их управлению всё неказачье население страны, запорожцы перешли на сторону его противника, правобережного гетмана П. Дорошенко. После гибели Брюховецкого запорожцы выставили в качестве претедентов на гетманство Суховенко, Ханенко и Ю. Хмельницкого; но их сил, хотя и подкреплённых татарами, оказалось недостаточно, чтобы справиться с Дорошенко, нашедшим себе поддержку у Турции, и с левобереж. старшиной, которую возглавлял Д. Многогрешный, примирившийся с Москвой. Запорожцы остались в подчинении Московсому государству, но в последующей борьбе левобережного гетмана И. Самойловича и Дорошенко почти не принимали участия; незадолго до окончательного падения последнего Сирко попытался было устроить, минуя Самойловича, его договор с Москвой, но неудачно.

Главные свои взоры теперь запорожцы обратили на Крым, куда совершили ряд опустошительных набегов под руководством Сирко; в отместку татарский хан, подкреплённый сильным отрядом турецких янычар, в 1678 напал на Сечь, но был отражён с большими потерями. После падения Дорошенко и занятия Правобережья турками и поляками Запорожье выставляло из своей среды борцов за свободу и независимость этой части Малороссии, из которых самым видным стал Палий. В последнее десятилетие XVII века отношения Сечи к гетманщине и к русскому правительству значительно ухудшились. С одной стороны общественный строй Левобережной Малороссии всё больше склонявшийся в сторону строгого разделения сословий и господства старшины над массой народа, вызывал приток недовольных в Сечь; с другой стороны — усиление значения России на юге во время её войн с Турцией и постройка крепостей в низовьях Днепра вызывали у сечевиков опасения за их вольности. В 1692 беглый войсковой канцелярист Петрик взволновал запорожцев, предлагая им заменить общественные порядки, установившиеся в Малороссии и поменять ориентацию с России на Турцию и Крым. Четыре года прошли в безуспешных походах части запорожцев вместе с крымцами на гетманщину. В 1701 в Сечи было решено заключить союз с Крымом и объявить войну Москве. Однако этот план расстроился, но лишь из-за отказа хана. Всё это стало известно в Москве, и Пётр I спустя некоторое время жестоко отомстил Сечи за её измену.

Сохранился отзыв о палеевцах гетмана Мазепы. По его словам, Палей «не только сам повседневным пьянством помрачаясь, без страха Божия и без разума живет, но и гультяйство также единонравное себе держит, которое ни о чем больше не мыслит, только о грабительстве и о крови невинной». Запорожская Сечь, по всем дошедшим до нас сведениям, не далеко ушла от палеевского табора — этого подобия «лицарских орденив, що иснували в захидной Европии…».

«. Некоторые русские-малорусские поэты, публицисты и историки прошлых веков (Рылеев, Герцен, Драгоманов, Чернышевский, Шевченко, Костомаров, Антонович, Мордовцев), воспитанные на западно-европейских демократических идеалах, «хотели видеть в казачестве простой народ, ушедший на “низ” от панской неволи и унесший туда свои вековечные начала и традиции. Не случайно, что такой взгляд определился в эпоху народничества и наиболее яркое выражение получил в статье «О казачестве» («Современник», 1860), где автор ее, Костомаров, восставал против распространенного взгляда на казаков, как на разбойников, и объяснял казачье явление “последствием идей чисто демократических”». Однако «демократия в наш век расценивается не по формальным признакам, а по ее общественно-культурной и моральной ценности. Равенство и выборность должностей в общине, живущей грабежом и разбоем, никого не восхищают. Не считаем мы также достаточным для демократического строя одного только участия народа в решении общих дел и выборности должностей. Ни древняя, античная, ни новейшая демократия не мыслили этих начал вне строгой государственной организации и твердой власти. Господства толпы никто сейчас с понятием народовластия не сближает. А запорожским казакам именно государственного начала и недоставало. Они воспитаны были в духе отрицания государства. К своему собственному войсковому устройству, которое могло бы рассматриваться как прообраз государства, у них существовало малопочтительное отношение, вызывавшее всеобщее удивление иностранцев. Популярнейший и сильнейший из казачьих гетманов — Богдан Хмельницкий — немало терпел от своевольства и необузданности казаков. Все, кто бывал при дворе Хмельницкого, поражались грубому и панибратскому обхождению полковников со своим гетманом. По словам одного польского дворянина, московский посол, человек почтенный и обходительный, часто принужден был опускать в землю глаза. Еще большее возмущение вызвало это у венгерского посла. Тот, несмотря на радушный прием, оказанный ему, не мог не вымолвить по-латыни: «Занесло меня к этим диким зверям!». Казаки не только гетманский престиж ни во что не ставили, но и самих гетманов убивали с легким сердцем. В 1668 под Диканькой они убили левобережного гетмана Брюховецкого. Правда, это убийство было совершено по приказу его соперника Дорошенка, но, когда тот выкатил несколько бочек горелки, казаки, подвыпив, надумали убить к вечеру и самого Дорошенка».

Владимир Богуславский , автор статьи для книги «Славянская энцкиклопедия. Киевская Русь — Московия» (изд. ОЛМА-ПРЕСС. 1201).

СССР, 1944, Запорожцы

СССР, 1956, Запорожцы

СССР, 1969, Запорожцы

Украина, 1992, Вишневецкий и казаки

Украина, 1994, Илья Репин, козак

Украина, 1998, Богдан Хмельницкий

Украина, 1999, Чайка

Украина, 2002, Вишневецкий и казаки

Украина, 2006, Запорожские казаки

Украина, 2006, Иван Подкова и Иван Сирко

Украина, 2006, Казаки и гайдамаки